Утро выдалось помятым. Я плохо спала и нервозно ворочалась в кровати до звонка будильника, снова и снова прокручивая в голове варианты, какой станет моя жизнь вдали от родителей. В итоге на голове вместо аккуратных кудрей было воронье гнездо, а лицо выглядело как после затяжной вечеринки. "Кошмар какой". Будь у меня больше времени на сборы, я обязательно как-нибудь исправила недоразумение на лице и на голове, но я опаздывала, потому спустя две минуты волосы были собраны в небрежный пучок, заколотый карандашом по причине, что под руку не попалось ни одной заколки, а лицо... оно осталось не тронутым: кожа своей бледностью транслировала мою усталость, а тёмные круги под глазами вещали о малом количестве сна. Почему? Косметика — не моё. Только я могу своими стараниями с макияжем выглядеть в разы хуже, чем без него.
—  Мам, я собрала практически все вещи, через пятнадцать минут за мной заедет Энн.
Не знаю, зачем предпринимаю попытку привлечь её внимание. Чтобы посмотрела на меня? Стала переживать и расспрашивать, почему я съезжаю из семейного дома в общежитие университете? Принялась отговаривать? Приняла участие в сборах и обняла на прощание, прошептав в объятиях, что любит меня.
Да. Именно подобной реакции я жду от самого родного человека, но в ответ лишь слышу скупое и безликое на эмоции "хорошо". Это сраное "хорошо" режет больнее ножа и в то же время дарует облегчение от того, что больше я не буду рядом с родителями ощущать себя ненужной.
— Если что — пишите и звоните.
Без острой необходимости ни мама, ни папа на связь не выйдут, но мне хочется верить в обратное. Я же все еще их ребенок, пусть и тот, которого они всегда любили меньше. "Если бы погибла я, а не Нелл, они вели себя с ней, как с мной, или...?Нет, не хочу думать." Не хочу, потому что ответ мне не понравится...

Солнце ярко слепит в лобовое стекло, ветер наводит беспорядок  и без того в спутанных волосах, а водитель за рулем задает тон нашей беседе и поднимает мне настроение.
Я с легким прищуром слушаю, о чем говорит мне Энн и смеюсь с каждой её фразы. Смеюсь свободно и легко только с ней, потому что понимаю, что значит скрывать свои эмоции с другими, притворяться крепкой стеной, которую невозможно разломить, и прятать свои душевные терзания на постоянной основе.
С Энн невероятно легко и... В этом вся Энн. Искренняя, понимающая и чертовски теплая. Она — мой тихий островок спасения и положительных эмоций, которых так не достает в жизни. Впервые за сегодняшнее утро мне становится легче дышать и дело вовсе не в открытом окне с моей стороны.
— Обещаю, что накормлю тебя,— тепло улыбаюсь ей в ответ и откидываю голову на спинку сиденья, разглядывая кампус университета и главный вход в мое новое место обитания. Не скажу, что паникую, но полностью отсутствие волнения отрицать не стану. Со смерти Нелл я ни с кем не делила одну жилплощадь. Надеюсь всё будет хорошо и я уживусь с соседкой.
— Нет, я так и не посмотрела, кто будет жить со мной, — честно отвечаю Энн, помогаю захлопнуть багажник и поднимаю с земли свои коробки, вновь рассмеявшись с слов подругу.
— Я свои обещания держу. Сейчас занесем вещи в комнату и ты покажешь мне все места поблизости, где вкусно кормят.
Борясь с лямкой рюкзака, соскальзывающей с плеча, при этом стараясь ещё и удержать сразу две поставленные друг на друга коробки с вещами, я брела за Энн, смотря под ноги, однако день сегодня явно не задался с самого утра. Легкий толчок со стороны кого-то идущего нам на встречу задал мое направление сильно влево, заставляя по инерции врезаться в дверь, ввалиться внутрь и в последний момент удержать равновесие.
— Мда,—воцарившуюся заминку разбавляет надменное женское цоканье, — все-таки жаль, что нет одиночных комнат и нельзя самим выбирать себе сожителей.
Новоиспеченная соседка по комнате замолкает, а у меня меж лопаток проходит сильная дрожь. Сердце внутри начинает быстрее отбивать свой ритм, старательно продираясь вверх по горлу и мешая дышать. Веселый настрой и умиротворение в душе разрастается трещинами и сменяется тягучей напряженностью в районе солнечного сплетения, когда я узнаю, кому принадлежит этот голос. Господи. Нетнетнет. Она не может стать моей соседкой по комнате. Только не Баббет. Как это может быть она? Мне страшно говорить с ней, страшно быть узнанной её, потому сжимаю пальцами коробку и поднимаю выше к груди, пряча за вещами собственное лицо. В висках стучит кровь. Во рту пересохло, а руки трясутся слишком сильно. Я не слышу, о чем говорит знакомый голос, все звуки сейчас слились в учащенном сердечном пульсе, отсчитывающем последние минуты до моего конца. Мне давно не десять лет, однако перед своим сущим кошмаром я съёживаюсь, прижимаю голову к плечам и закрываю лицо коробкой, пятясь резко к противоположной стене на стук каблуков. Я жду худшего, готова морально к проигрыванию старого сценария, но... Баббет проходи мимо, даже не взглянув в мою сторону.
Неуверенно выглядываю из-за своего укрытия, окидываю удаляющуюся фигуру ночного кошмара затравленным взглядом и рвано выдыхаю, осознав, что мне не хватает кислорода. "Дыши, Нат, просто дыши, она ушла" Панический страх, намертво обвивавший колючей проволокой грудную клетку, появился перед этой девушкой с девяти лет и до сих пор живёт во мне, как оказалось. Так обидно, ведь я думала давно отпустила ситуацию, прожевала детские обиды и смогла забыть. Наивная дура.
Руки всё еще бьет мелкой дрожью, но компания Энн меня успокаивает. Присутствие знакомого и близкого человека помогает сдержать приступ подкатившей к горлу паники и хоть немного взять эмоции под контроль.
— Я не смогу жить с ней, — переступив порог, опускаю коробку с вещами на свободную кровать и оборачиваюсь, невольно вздрогнув от громко хлопнувшей створки окна и ударившего в нос аромата тошнотворно-знакомых духов.
"Не смогу"
Осознав весь масштаб катастрофичной ситуации, тяну руку  к шее и оттягиваю ворот рубашки, силясь сделать ещё один глоток воздуха, который резко стал душным и жарким.
— Энн, может есть другие свободные комнаты? Стараюсь вложить в интонацию недавнюю расслабленность, но голос предательски рвется и хрипнет, когда на соседней стене с многочисленных фотографий вижу улыбающееся лицо Горски.
"Боже. Я оказалась в персональном аду"
Задерживаю дыхание, потому что шлейф её парфюма стойко чувствуется в комнате, липко обволакивает кожу и мне  хочется смыть с себя противный запах, словно прилипшую грязь.
— Скажи, еще не поздно подать заявку на переселение к кому-нибудь другому?
Поймав на себе говорящий взгляд Энн, стойко выдерживаю его, кусая щеку изнутри, но когда подруга не отводит от меня глаз, я шумно выдыхаю, поняв, что объяснений не избежать. "Теперь точно надо поесть"
Плюхнувшись на кровать рядом с коробками, удобнее располагаюсь на месте и возвращаю глаза к Энн, морально приготовив себя к предстоящему разговору.
— Её зовут Баббет Горски, — проговариваю слишком обреченно и как собственный приговор, — мы учились в одной школе и до самого выпуска она страшно кошмарила меня. Прозвучит смешно и нелепо, но наши отношения были как в клишированных голливудских фильмов про подростков, где популярная стерва шпыняет серую мышь тихоню. Кто из нас был в какой роли ты явно понимаешь.
Вспоминая не самые приятные кадры из детства, не замечаю, как в задумчивости начинаю барабанить пальцами по кленкам. 
— Я ненавижу её и у нас это взаимно. Может Баббет изменилась с возрастом, но я не представляю, как жить в комнате с бывшим врагом. Понимаешь, я не уверена, что в этот раз проглочу её всё оскорбления и спущу подобное отношение.